Дилер реальности  - Николас Димитров

Воцарилась тишина. На экране быстро сменяли друг друга интерьеры: пастушья хибара, чиновничий дворец, студенческая комнатушка, претенциозные апартаменты, общежитие для трактористов… Все новые и новые мужчины: с едва заметным пушком под носом и с окладистыми бородами, седовласые и черноволосые, пузатые и худощавые, голые и одетые, в золотых перстнях и с перепачканными овечьим дерьмом руками… Президент в своем кабинете подался вперед, наблюдая за своим народом, а народ, как мы могли видеть через камеры наблюдения, застыл, словно боясь спугнуть видение.

Я ожидала мастурбации или других плотских телодвижений, но ничего этого не было. Лишь лица грезящих мужчин разгладились, посветлели. Так спит ребенок, который смотрит счастливый сон. Пока все мужчины в комнате засматривались на образы прекрасной Каролины, я вгляделась в эти лица. Это было прекрасно… сравнимо лишь с лицами молящихся, которые я наблюдала на пасхальной мессе.

– Все! – Голос Рамбана прозвучал среди полного безмолвия.

Только тут я заметила, что уже прошло двадцать три минуты. Все в комнате зашевелились, перешептываясь и переглядываясь. Смотрели на отца. А тот смотрел на азовстанцев.

Мужчины начали просыпаться. Один сел и уставился с улыбкой в стену, где висел календарь с портретом президента. Другой с радостным криком бросился в соседнюю комнату бог знает зачем. Сразу несколько из них посмотрели прямо в камеру, непонятно, смущенно или испуганно, как дети. Всего через несколько минут на улицах столицы началось движение. Мужчины сотнями выбегали из домов, сотни объединялись в тысячи, все они что-то выкрикивали. Рамбан запустил на экран видео с другого ракурса, откуда было видно, что толпы стекаются на площадь с золотой статуей президента посредине. Каждый из участников стихийной демонстрации пытался пробиться к памятнику, чтобы прикоснуться к постаменту. Некоторым даже удавалось взобраться по головам остальных и прильнуть губами к золоченым ногам.

Президент, наблюдавший за всем этим, всплеснул руками и засмеялся. Его начали поздравлять окружающие. Отец тоже выглядел довольным, ожидая, пока во дворце утихомирятся, чтобы заговорить.

Общую эйфорию прервал грохот, и все обернулись на один из экранов. Там творилось что-то странное. В ворота президентского дворца врезался старенький пикап, по которому полтора десятка возбужденно орущих мужчин пытались перебраться во двор. Пролетело несколько камней, один из которых сбил камеру наблюдения.

– Дворец осаждают! – выкрикнул кто-то в нашей комнате.

Президент тоже наконец-то обратил внимание на происходящее, резко отдал приказ. В кабинете воцарилась суета. А у ворот тут же стало серо и тесно от множества вооруженных короткими автоматами полицейских, которые свирепо расшвыривали бунтующих людей. Раздалось несколько выстрелов, взвилась дымовая шашка, и толпа бросилась убегать, оставив за собой несколько обездвиженных тел. Я вскрикнула от ужаса.

– Рамбан, – произнес отец сквозь зубы, и тот быстро переключил все камеры на улицы с ликующей чернью.

Отец, переглянувшись с тобой, вдруг улыбнулся. Неожиданно для меня улыбка показалась и на лице диктатора.

– Черт возьми, они требуют еще! Прямо сейчас! – прокричал президент в камеру.

– Теперь они полностью в ваших руках, – кивнул ему отец.

– Что ж, поздравляю вас, Гаади! Вы – волшебник.

– Ничего бы не было без нашего гениального Конструктора Реальностей. – Отец потрепал тебя по плечу, ты тоже улыбался.

Все улыбались. Вся чертова комната ликовала! Пока где-то на пыльной улице умирали люди.

Ты догнал меня в коридоре, схватил за руку. Я попыталась вырваться:

– Оставь меня!

– Прекрати истерику. Ты пьяна?

– Меня тошнит, Золтан. От тебя и от того, что ты делаешь! От вашей радости! Ты не видел, что там произошло?

– Несчастный случай…

– И «День в раю» – тоже несчастный случай? Все те старики и больные, которые покончили с собой из-за ваших манипуляций сознанием. Сколько еще людей должно погибнуть?

– Катрин!

– Да, я все знаю… и давно! Сколько вы будете играться с человеческими судьбами? Сколько еще будет жертв, Золтан? Сколько еще тебе нужно, чтобы остановиться и задуматься?

И я разрыдалась.

Последний раз мы с тобой были по-настоящему близки во время нашего медового месяца. Это был единственный момент в моей взрослой жизни, когда я чувствовала себя частью семьи. Отец был внимателен ко мне, а по отношению к тебе вел себя как наставник, гордый своим учеником. Дом был роскошным свадебным подарком, но куда большим стал целый месяц на частном мальдивском острове. Мы жили в двухэтажном бунгало, катались на каноэ, занимались дайвингом и часами предавались ласкам на берегу. Отец предусмотрительно оставил нам все необходимое для комфорта, включая чуть ли не годовой запас шампанского. Ты резвился как мальчишка, гоняясь за скатами в мелкой воде, а вечером мы неспеша готовили ужин, болтали, рассказывали друг другу истории и смеялись. Время остановилось, и, казалось, так будет всегда.

Увы, после нашего возвращения отец увез тебя на Средний Восток. Вас не было целых три месяца, а вернулся ты похудевший, вдохновленный и… другой. Ты рассказывал, что провел время среди суфиев, занимался духовными практиками и познавал древние учения. С тех пор я только и наблюдала, как ты отдаляешься от меня. Гадая, неужели мой влюбленный мальчишка больше не вернется ко мне?

Мой нервный срыв после запуска азовстанской реальности подействовал на тебя отрезвляюще. В тот же вечер ты начал уговаривать меня отправиться с тобой в Непал, провести время вдвоем, хотя бы несколько дней. Не сразу, но я согласилась.

Городок под названием Нагаркот располагался в Гималаях на высоте больше двух тысяч метров. Это место много значило для тебя. Ты даже окрестил его по-своему – «Золтанленд». С террас расположенных здесь гостиниц и ресторанов открывался умопомрачительный вид на заснеженный Гималайский хребет, а также на уступы крестьянских полей, ступенями уходившие вниз. Эти поля всех оттенков, от желто-салатового до темно-зеленого, перемежались бурыми пятнами скал на фоне белоснежных вершин.

Первый вечер после приезда мы в спокойном молчании любовались закатом, равного которому я не видела в жизни. А на второй день посетили индуистский храм. Пока мы бродили среди множества каменных изображений с тонкой резьбой, расположенных вокруг древнего святилища, ты рассказывал про троичность божественных сил Брахмы, Вишну и Шивы, символизирующих идеальное единство вселенной. Брахма – душа мира и источник бытия. Вишну – творец и искупитель, отвечающий за сохранение всего сотворенного Брахмой, периодически представал в человеческом образе, чтобы привести в порядок погрязший в пороках и заблуждениях мир. Вишну считался еще и творцом и искупителем, уничтожающим старое и устанавливающим новое. А последний из триады, яркий, воинственный и противоречивый Шива – бог смерти и разрушитель времени – квинтэссенция мужского начала.